Эла засмеялась бы, но не смогла. Ей хотелось плакать. О да, тетя. За измену можно получить крупное вознаграждение, не так ли? Я буду молиться за тебя, элабет.
Будь прокляты ваши молитвы! Две женщины сидели за ненакрытым столом и сжигали друг друга взглядами. В груди умбекки закипали темные страсти. Поведение племянницы вызывало у нее не отчаяние, нет, ярость. Что происходило с этой девчонкой? Умбекка вспоминала дни после осады, когда эрцгерцог готовился к отъезду из замка.
В замке суета и волнение. Цокали копыта коней и новых друзей знакомства колеса, звучали голоса старших слуг, отдававших распоряжения младшим, восклицания покидавших замок вельмож. Хозяин оставлял родовое гнездо, но горевал ли из за этого хоть кто нибудь, кроме старого камердинера стефеля? Все чего то ждали даже умбекка в своей комнатушке келье вновь и вновь перебирала и заново укладывала вещи, не в силах дождаться отъезда в агондон.
Может быть, переволновалась? Вечером, предшествовавшим дню отъезда, был устроен прощальный ужин в одном из залов, оставшемся не тронутым во время осады. Вельможи ахнули.
Менестрели, игравшие развеселую джигу, умолкли. Тор покраснел и перевернул кубок с вином.
Гнев эрцгерцога был подобен остротой заточенному кинжалу. Наказание дочери было справедливым. И все же умбекка была готова разрыдаться.
Но еще больше ей хотелось рыдать от отчаяния позже, когда миновало несколько сезонов и до замка донеслась весть о том, что и тор опорочил имя отца. Алый мститель! Как побледнела тогда умбекка! Она ослабела, словно от тяжелой болезни. Ты все знала, племянница? Она смеялась впервые с тех пор, как началась осада.
